Уильям Шекспир, произнося свою знаменитую фразу «Весь мир – театр», вряд ли имел в виду кукольный. Но в Перми поставить его великую трагедию решились именно в кукольном театре.
«Я на седьмом десятке лет первый раз посягнул на Шекспира. Но я даже представить себе не мог, какая это махина», – признается Игорь Тернавский, художественный руководитель Пермского государственного театра кукол, режиссер спектакля.
На множество вопросов, почему выбран именно «Король Лир», а не «Ромео и Джульетта», или «Двенадцатая ночь», или даже «Гамлет», которые больше подходят для постановки в кукольном театре, режиссер отвечает: «Лир думал, что он управляет людьми как куклами, а кончилось это страшно. Значит, его и Шута должны играть артисты, а всех остальных – куклы. Это пьеса для нашего театра».
В театральном мире «Короля Лира» трактуют либо как личную трагедию человека, либо – как это делают англичане – добавляют к его страданиям ответственность за распад государства, ведь действие пьесы происходит в период феодальной раздробленности Англии.
У Игоря Тернавского образ Лира неотделим от власти. В начале трагедии, забравшись на высокий трон, куражась, он раздает свое королевство – отрывая и бросая дочерям куски своей золотой королевской мантии. И заметив гримасу шута, удивленно спрашивает: «Ты считаешь меня дураком?» «Все остальные титулы ты роздал», – отвечает тот. Но король Лир считает, что все останется, как было. И это вечная трагедия власть предержащих – считать, что после потери высокого титула, поста или должности все окружающие будут относиться к ним как прежде. А на самом деле от них отворачиваются уже на следующий день. Возможно, в обществе демократическом и цивилизованном эта грань отношений как-то нивелирована, но в современной российской действительности все происходит так, как с королем Лиром.
«Думаете, он не знал, что у него две дочки – подлые негодяйки? Да знал, только думал, что все это сумеет преодолеть, ведь он исключительная личность и поэтому король, независимо от денег и власти, – размышляет Игорь Тернавский. – Это происходит на наших глазах со всеми, кто был во власти, с Горбачевым и Ельциным. И, наверное, Михаил Сергеевич и Борис Николаевич, глубоко мною почитаемый, все это пережили. Они ведь пытались говорить потом, но их уже никто не слышал».
Спектакль поставлен для взрослых, но режиссер надеется, что придет и молодежь. Людям, которым сейчас 17–20 лет, еще можно заронить в душу зерно сомнения и раздумья о том, что нельзя отождествлять личность человека с его должностью.
Визуальные образы кукол для спектакля создала художница Алла Гониодская, живущая в Америке. Как-то Игорю Тернавскому привезли альбом ее работ. Рисунки понравились, он позвонил в Америку и спросил, не хотела бы художница поработать над спектаклем «Король Лир»? А в ответ услышал, что это – ее мечта и есть уже готовые эскизы костюмов. Вот так и сложился творческий тандем художника и режиссера. Их взгляды на оформление спектакля совпали: Тернавский и Гониодская не приемлют современных новаций, когда Шекспира играют актеры в джинсах и рваных майках. В пермском спектакле на сцене воссоздана атмосфера английского средневековья.
Адаптацию пьесы Шекспира для кукольного театра сделала Ксения Гашева. Разумеется, спектакль намного короче пьесы, и пришлось пожертвовать многими сценами, выделив лишь основную линию. Автор адаптации дополнила пьесу старинными английскими балладами, и их звучание усиливает эмоциональный настрой спектакля.
Очень изящное решение найдено для сцен, в которых скачут всадники или сражаются армии. Эти действия выполнены в жанре черно-белой анимации и проецируются на прозрачный занавес.
Куклы в «Короле Лире» большие, в рост человека, закрепленные на специальных тележках с колесиками. У них выразительные лица, яркие наряды, созданные по мотивам костюмов средневековой Англии. Но при этом они подчерк-нуто похожи на манекенов – со съемной головой, без рук; у кукол-мужчин вместо ног – стойка, у кукол-женщин юбка оставляет открытой часть кринолина из металлической сетки. Периодически актеры, одетые в стилизованные костюмы, выходят из-за кукол и произносят свои монологи или, сняв с куклы голову, какое-то время играют «живьем», словно переходя из стана кукол в стан короля Лира и Шута.
Соседство больших кукол и живых артистов в контексте трагедии воспринимается не сразу. Куклы задают определенную степень условности, и в некоторых сценах возникает ощущение, что соседство с ними сковывает драматические возможности Игоря Тернавского, играющего короля Лира. И, напротив, в сцене разговора с дочерьми гнев и ярость короля, которого они лишили привычных привилегий, словно разбивается о неподвижность бесстрастных фарфоровых лиц Реганы и Гонерильи, подчеркивающих экспрессивность слов и жестов Лира.
Очень выигрышен в этом смысле и финал пьесы, когда актеры выходят на поклоны, а в глубине пьесы остаются безголовые куклы, окончательно превратившиеся в подставки для богатых платьев. И становится ясно, что, несмотря на компьютеры, инновации и нанотехнологии, человек остался таким, как был, – с его алчностью, подлостью, силой и верой, со всеми высокими и низкими сторонами натуры. И со времен Шекспира ничего не изменилось.