Поток созидания

— Все зародилось на уровне реплики: Пермь не такой город, как остальные. Подобное лично я слышал от многих. С этого и началась работа команды Чиркунова, Мильграма и Гельмана. Работы, как я понимаю, было много. Ведь Пермь — это парочка купеческих улиц, а в остальном — СССР в чистом виде, город с полувоенным прошлым и своеобразной житейской психологией. Фестивали сдвинули дело с мертвой точки и настежь открыли сознание людей. В 2008 году я начал постоянно слышать: «Пермь, Пермь, Пермь...» Говорили о вас со злостью и завистью, поэтому я сразу понял, что дела идут хорошо. При этом говорили не так, как говорят «Ханты-Мансийск», ведь это просто Баблоград, где ничего нет и посреди этого внезапно — «Хилтон», потом снова ничего — и, неожиданно, какой-нибудь космический институт агрономов. У них ведь даже есть некий орган из костей или бивней мамонта, по которому плачет Книга рекордов Гиннесса. В Перми все иначе, здесь люди создают центры трансляции культурных кодов. С каждым новым посещением города я убеждаюсь, что эти культурные коды транслируются в нужном направлении.

В чем отличие представленных в Перми уличных представлений? И в чем их сходство?

— Театр родился на улице, затем ушел в помещение, приобрел рамки, его стали делить на жанры, а в итоге он вновь оказался на улице. Этот уличный театр всегда разный: площадной, клоунский, акробатический, цирковой, для детей и для взрослых. Но, как бы там ни было, им движут фрики и бродяги, которые очень любят людей. Вся их жизнь — это один большой флеш-моб, цель этой жизни — не дать обычным людям добраться до работы, а увлечь более занимательными вещами. Чтобы создать постановку, эти фрики должны вжиться, влиться, въесться в город, его здания, архитектуру — тогда и появится атмосфера и содержание. Сходство еще и в том, что аудитория уличных театров — это абсолютно адекватные индивидуумы, это не водители КрАЗов и не эстеты, проще говоря, это те, кто по некоторым причинам в театр ходит не так уж часто. Отчасти это связано с предыдущим опытом посещения храма искусств, где на сцене стояли шкафы и некто декламировал: «Ты скажи, Аглая...» Такому человеку необходимы более позитивные и понятные эмоции. Уличный театр дарит ему их. И с ними, кстати, он может отправиться в театр драматический, где воспримет шкафы и Аглаю в ином ключе.

Сезонность — это проблема для российских уличных театров?

— Разумеется. Если в Португалии представления можно видеть на протяжении восьми месяцев, то в России — максимум четырех. В оставшееся время артисты репетируют, задумывают новые спектакли и акции. Быть может, все обстояло бы иначе, но у нас всего лишь один крупномасштабный фестиваль уличных театров, он проходит в Архангельске. Представительство российских коллективов никогда не было очень большим. И благо, что оно вообще есть. Например, в моей родной Армении всего лишь одна команда, которую по праву можно назвать уличным театром. В Грузии не намного больше. В Белоруссии, должно быть, таких людей вообще расстреливают на месте... Тем не менее то, что происходит на «Белых ночах» — это, пожалуй, скромно. Например, в разгар фестивального сезона в Эдинбурге, который, напомню, раза в три меньше Перми, ежедневно запускается две с половиной тысячи спектаклей и перформансов — за вычетом мастер-классов вроде «сегодня мы научим пенсионеров делать мякиши». 

Как сообщество критиков относится к уличному театру?

— Негативно. Точнее, снисходительно. Они ко всему относятся снисходительно, кроме драматического театра. Конечно, критик критику рознь. Есть более адекватные, есть менее адекватные. Последние, насупив брови, кричат: «Руки прочь от Шекспира и Островского» — и пишут «театр» заглавными буквами. В принципе, их можно понять. Дело в том, что по драматическому театру судят о театре как общенациональном явлении. Например, если критики сговорятся и назовут пермскую Оперу и Театр-Театр плохими, то автоматически это будет означать, что все театры в Перми плохие — как бы те ни вертелись и какие бы гениальные постановки ни делали «Сцена-Молот» и «У Моста».

Исчерпывается ли идея уличного театра всем известной формулой «если зритель не идет в театр, то театр придет к зрителю»?

— Хорошие актеры и режиссеры всегда идут туда, где больше зрителей. Вернее, они идут не к зрителям, а в толпу людей, которых еще нужно сделать зрителями, то есть сопричастными к действу. И только с такими сопричастными зрителями можно создать что-то общее. Я это к тому, что просто прийти и увидеть не означает победить.