Как, на ваш взгляд, изменилось культурное пространство Перми за последнее время?
– Смотря с чем сравнивать. Около пяти лет мы жили внутри большого и очень интенсивного проекта «Пермь – культурная столица России». Естественно, что на его фоне мы испытываем чудовищный спад последние год-полтора. Сокращается не только количество культурных событий, ухудшается их качество. Для примера – фестиваль «Белые ночи Перми»: название осталось, формальные рамки тоже, но содержание, концепция последнего года – это, конечно же, гуманитарная катастрофа. Визуальное качество зимних фестивальных городков в этом году более или менее восстановили, но культурная программа, ориентированная на самый что ни на есть культурный ширпотреб, – когда играет шансон и попса в режиме нон-стоп, – красноречиво намекает, кого конкретно здесь ждут и какие цели у проекта. В целом получается такой системный «откат» на фоне пяти лет «расцвета». Перспективы ясны.
Я по этому поводу могу вспомнить проект More London – большая маркетинговая концепция делового района в центре Лондона, который расположен рядом с Tate Modern (лондонская галерея модернистского и современного искусства – «bc»). На территории комплекса было очень много объектов искусства, и вдоль зоны стройки тянулись растяжки, на которых было написано «More art – more diversity – more life – more space – more London». Так вот – чтобы было больше Перми, надо чтобы было больше искусства, тогда будет больше жизни и т.д. Наоборот не бывает…
Что нам осталось в таком случае?
– Инерция пермского культурного проекта большая, она ощутима и на уровне сохранившихся проектов, и на уровне социальной памяти. Люди вспоминают, как было хорошо раньше, даже те, кто еще недавно числился в противниках проекта. Я думаю, что накопленный культурный опыт, сформированный у жителей Перми, необходимо поддерживать и развивать дальше. Есть большая разница между одним и тем же жителем города на старте проекта и сейчас.
Когда все только начиналось, у большинства зрителей не было никакого сформированного запроса, а количество и темп появления проектов задались крайне высокими, поэтому возникало отторжение. В то же время диапазон культурных событий оказался очень широкий – каждый мог найти что-то для себя. За эти годы люди распробовали новое, вошли во вкус и стали это ценить. Сейчас мы наблюдаем сформированный социальный заказ на интенсивную культурную жизнь, который теперь удовлетворяется лишь отчасти и очень выборочно. Большая надежда возлагается на менеджеров и проектировщиков, которые появились и «выросли» здесь вместе с проектом. Это важный ресурс для города. Во-первых, они не сидят на месте, они что-то стараются делать, во-вторых, они в любой момент смогут включиться в какие-то масштабные истории, если культура снова станет приоритетом городской политики.
Во что трансформировалась эта «инерция», на ваш взгляд?
– Из ярких примеров – это школа дизайна «Точка», которая появилась на базе общеобразовательной школы. Это единственный в стране такого рода проект, совершенно уникальный, когда идея профильной школы (обычно они языковые, художественные) опирается на дизайн. Очень интересный проект: начиная от фирменного стиля, образовательной программы, заканчивая выставками и конкурсами, которые показывают, как далеко могут продвинуться дети, если их правильно учить. Важно, кстати, что школа передала экспертные полномочия профессиональным дизайнерам и в то же время выступает оператором и партнером в этом процессе. Дизайн-идеи школьников уже после двух лет работы школы – талантливые, конкурентоспособные, их можно запускать в реализацию прямо сейчас. Это очень важный проект, т.к. он поддерживает инфраструктуру и общий уровень дизайн-проектирования в городе, который за эти годы очень сильно вырос в области графического дизайна и имеет очень высокий рейтинг в масштабах страны.
Еще мне очень нравятся амбиции пермских рестораторов. Здесь постоянно появляются какие-то очень рафинированные проекты, ориентированные на узкую аудиторию с хорошим вкусом, но не очень толстым кошельком. Например, всеми любимый Sisters Bar или совсем новый проект Mishka Food. В Екатеринбурге ничего подобного нет, хотя там есть рынок, большая клиентская группа продвинутой молодежи, культурной элиты. Но суперкачественные проекты появляются именно здесь, я думаю, потому что амбиции на самом деле здесь очень высоки. С Пермью все не очень просто, она как уснувший вулкан – ждет своего часа, а пока копит энергию.
За счет чего это происходит?
– Не все проекты погибли, бренд Перми все еще удерживается как минимум благодаря Теодору Курентзису. Пермский оперный театр создает постановки мирового уровня, запредельного музыкального качества – это самый конкурентоспособный пермский проект, он пробивает любого, кто хоть раз это видел и слышал. У Перми все еще харизма волшебной территории, где на фоне непрекращающейся разрухи, вопреки всему, расцветают очень красивые истории. Возможно, это фундаментальное противоречие – между художником и средой – здесь достигает очень высокого напряжения, требует большей энергии и в итоге приводит к таким вот прорывам. Но если говорить серьезно, то любая такая история может не выжить, если не будет поддержки и просто банального финансирования. А это снова вопрос к культурной политике и приоритетам. Мне кажется, самая опасная ситуация наступает именно сейчас – в кризис. Если нет приоритетов, действует уравнительный принцип: например, всем на 20% урезать бюджет. Но есть прорывные проекты, имиджевые для территории, которые держат планку качества, их нужно, наоборот, поддержать, усилить, даже ценой сворачивания каких-то более слабых проектов. А в целом я согласна с Марком де Мони. Он говорит, что чем хуже экономическая ситуация в стране, тем больше денег должно выделяться на культуру, ведь это та сфера, где создается настроение людей.
Какое место сейчас занимает музей современного искусства?
– После спада, связанного с увольнением Марата Гельмана, музей постепенно восстанавливает свою репутацию и в широкой аудитории, и в профессиональном сообществе. Страхи, связанные с ликвидацией музея, – в прошлом, сейчас уже важно думать о том, что будет дальше. Мы переехали на новое место – бульвар Гагарина, 24. Здесь еще два года будем жить, пока идет подготовка Речного вокзала. За последние полгода у нас было много сильных выставок. Ударным завершением непростого для музея года стала выставка «Хроника движения», созданная московским куратором Катей Бочавар, – это большое путешествие в мир двух выдающихся пермских художников Ольги Субботиной и Михаила Павлюкевича. Это был первый в истории музея большой пермский проект, который очень понравился городскому культурному сообществу и объединил вокруг себя и противников, и сторонников музея.
Новый год мы открыли выставкой «Обещание пейзажа». В апреле готовится выставка, посвященная Дмитрию Пригову, это проект Третьяковской галереи и фонда Пригова. У нас впечатляющая выставочная и образовательная программа, это влияет на то, что вокруг музея образуется атмосфера уважения и доверия, постепенно возвращается аудитория, которая очень боялась разочароваться, вспоминая, как было хорошо. Думаю, город понимает, что PERMM сегодня – один из самых ярких и комфортных музеев города.
В связи с этим – поменялась аудитория музея, ее интересы?
– Нам пришлось заново завоевывать интерес локальной аудитории, профессионального сообщества, строить отношения с музейными институциями. Касательно локальной аудитории: основная ее часть – молодежь. Есть категория, которая не ходила к нам раньше по идеологическим причинам: это противники пермской культурной революции, пермские художники, которых не выставлял музей. Сейчас на выставки приходят люди самых разных поколений, политических взглядов, хотят быть причастными. Стараемся делать интерактивные, легкие для включения аудитории выставки. Будем развивать направление, связанное с продвижением пермских художников, молодых авторов. Городу нужны новые имена, и мы будем их открывать.
Как составляется программа музея?
– У нас есть государственное задание, которое нам выдает краевое министерство культуры. Оно описывает сроки, деньги, количество выставок. Это формальные рамки, в которые мы должны вписаться. Больше ограничений никаких нет. Когда создаем выставочный план, то, конечно, опираемся на прошлый музейный опыт, существующий культурный контекст. Важно, чтобы выставки, которые мы делаем, были созвучны времени. Вот, например, выставка Пригова, она вроде бы хорошо поддерживает программу Года литературы, но мы же понимаем, что сама поэзия Пригова – это невероятно актуальный и смелый язык, это критика, которой с каждым днем становится все меньше и которой очень не хватает. Летом будет выставка группы «Электробутик». Во-первых, это классная рефлексия истории места: мы живем в бывшем торговом центре «Сатурн», где когда-то на этажах стояли холодильники, телевизоры, стиральные машины… А тут будет тоже выставка «электроприборов», но совершенно фантастических, «улетевших» в будущее. Во-вторых, нам очень важно развивать тему «новых технологий» искусства, потому что она объединяет вокруг себя и лириков, и физиков, очень нравится студентам и школьникам.
На ваш взгляд, пространство свободы очень сильно сократилось?
– При Марате Гельмане музей был одним из самых свободных музеев страны. Вообще, конечно, так странно об этом говорить, ведь музей современного искусства, да и вообще любой музей не может быть несвободным. Если жизнь не стерильна, почему искусство должно быть другим? Вот этот вопрос свободы – он ведь напрямую связан с проблемами цензуры. Институции должны позволять чувствовать себя комфортно в свободном культурном пространстве, свобода – самое ценное, что у нас есть. Дело не в том, что мы хотим бегать без трусов и махать лифчиками, а в том, что не должны бояться это делать. Внутренняя цензура – очень странное ощущение, с которым сложно мириться. Хочется делать проекты, следуя рамкам личной ответственности, а не потому, что тебе что-то запрещают.
Могут ли культурные учреждения объединиться ради той самой свободы, выбрать тему и по-разному представить ее?
– Конечно, мы думаем о совместных проектах, тем более что интерес к современному искусству есть не только у PERMM. Например, пермский оперный сегодня – это флагман современной музыки, он активно привлекает современных художников. У нас есть Музей советского наива, который делает великолепные выставки современного искусства, Пермская художественная галерея. Мне кажется, мы должны объединиться в рамках какой-то общей идеи. Первое, что приходит в голову, – это Дягилевский фестиваль. Очевидно, что раньше всем было не до этого, но сейчас настало время, когда консолидация культурных институций – это условие их свободы прежде всего относительно своих ценностей.
Фото: Иван Козлов, Марина Дмитриева
