В Перми обсуждают смену названий нескольких улиц. В список для переименования попали улицы, носящие имена террористов – Землячки, Хохрякова, Окулова. В конце прошлого года для этого была создана общественная комиссия. Пермские правозащитники из «Мемориала» предложили сменить названия вообще всех объектов, которые носят имена деятелей, осуществлявшим политический террор.
В разговоре с Business Class доктор исторических наук, профессор кафедры древней и новой истории России Пермского государственного университета Константин Шнейдер рассуждает, зачем все делается и почему это не решит проблемы поиска национальной идеи.
Константин Ильич, почему именно сейчас встал вопрос о переименовании пермских улиц? Это связано с политической ситуацией в крае и в стране в целом?
– На мой взгляд, актуализация проблем, связанных с интерпретацией прошлого сегодня вызвана многими причинами. В целом их можно обозначить как поиск национальной идентичности. Отсюда интерес к прошлому и попытки его реинтерпретации. Связано ли это с исторической политикой? Да. Но здесь стоит говорить о трех уровнях: исторической политике, политике памяти и символической политике. Суть исторической политики – в легитимации существующего режима. Краевое правительство выступает здесь транслятором общих представлений верховной власти.
Но все же, если мы говорим о переименовании улиц, то это не столько попытки властей легитимировать себя. Это более сложный контекст, связанный именно с политикой памяти.
Какие проблемы возникают при реализации этой политики?
– Основная проблема в том, что власть не проговорила исторические сюжеты, связанные с революционным 1917 годом, сталинизмом и, по сути, с большей частью советской истории. Единственный сюжет, который у нас представлен, – это тема Великой Победы. В этой части проблема проговорена, акценты расставлены. Как относится власть к 1917 году, остается непонятным. Поэтому так часто в публичном пространстве присутствуют взаимоисключающие характеристики высших чиновников по самым волнующим вопросам. Конечно, мы можем догадываться, что они думают о революционном периоде истории, но это стоит проговаривать вместе с обществом. К примеру, действующие власти не раз говорили о преемственности с имперской Россией, о тысячелетней истории государства. Понятно, что советский период – часть большого отечественного прошлого. Но все-таки необходимо проговорить эти темы вместе с обществом и в диалоге преодолевать сложности, которые встречаются в момент подобных дискуссий. Безусловно, это непростое прошлое. И как мне кажется, на сложные вопросы, такие как 1917 год, сталинизм, репрессии, тоталитаризм, период брежневского «застоя», должны быть даны сложные ответы. Все это требует смелости и решительности, интеллектуальной свободы, чего не хватает даже в академическом сообществе. Сегодня наука испытывает давление со стороны власти.
В чем заключается это давление?
– Давление заключается, например, в ограничении доступа к архивным материалам, создании комиссии по противодействию попыткам фальсификаций истории и в принятии соответствующих законов (что недопустимо в академической среде, где не может быть закрытых тем и «неправильных» версий), отказе утвердить научные диссертации с «неудобными» и спорными сюжетами, жесткой критике профессиональной позиции экспертов (например, высказывания министра культуры В. Мединского в адрес профессора С. Мироненко по поводу конкретных эпизодов Великой Отечественной войны). Сегодня и местные историки могут подпасть под прессинг из-за своих взглядов. Можно вспомнить, что в Перми методичка для школьных учителей, посвященная изучению истории сталинских репрессий, стала предметом судебного разбирательства и в итоге была запрещена.
К чему ведет отсутствие внятного диалога властей, экспертов и общества по поводу сложного прошлого?
– Сегодня мы слышим в основном полярные точки зрения – либо крайне левая, либо достаточно консервативная позиция. Причем высказываются подобным образом не только на телевидении, в СМИ, но и в академической среде. С разных сторон можно услышать фразы наподобие: «Окулов боролся за советскую власть, значит, он боролся за Родину», «Кто ругает Сталина, тот ругает Россию», «Переименование улиц – это борьба против Путина». У меня возникает закономерный вопрос: разве участники белого движения боролись не за Родину? Ведь это время Гражданской войны, когда главные действующие лица сражались за «свою» Родину. Что касается фигуры Сталина, то его отождествление с Родиной вообще неприемлемо в любой общественной дискуссии. Если говорить о консервативном дискурсе, то появляются заявления о том, что мы должны идентифицировать себя только с дореволюционной Россией, с Романовыми и т.д.
Почему сегодня нет золотой середины в таких сложных вопросах?
– Это как раз цель продуманной политики памяти – необходимо маргинализировать крайние точки зрения и в обсуждениях сложного прошлого страны прийти к более или менее общим позициям, которые сформулируют эксперты. Крайние позиции не должны влиять на общественное мнение. К сожалению, сегодня происходит обратное.
Не пропустите:
Геннадий Сторожев назвал переименование улиц в Перми «зачисткой истории»08 февраля 2018, 15:20Что должны делать в этом случае власти, а что академическое сообщество?
– Я думаю, что функция государственных органов – создание условий для проговаривания сложного прошлого: это интеллектуальная свобода в обществе, отказ от комиссий по противодействию попыткам фальсификации истории, возможность свободного доступа в архивы, создание дискуссионных площадок и т.д. Академическое сообщество, в свою очередь, должно проводить серьезную экспертную работу и в результате представить варианты, которые можно будет обсуждать. Версии, которые сформулируют ученые, интеллектуалы, специалисты, должны быть вынесены в публичную сферу – через лекции, дискуссии, медиа. В противном случае мы остаемся зажатыми между двумя радикальными полюсами.
Если бы тяжелое прошлое проговаривалось, то необходимость в переименовании улиц не возникла бы?
– От идеи, конечно, вряд ли отказались бы. Но позиции по этому вопросу были бы не такие радикальные.
В 2012 году в Перми уже произошла замена советских названий улиц: Коммунистическая превратилась в Петропавловскую, Орджоникидзе – в Монастырскую, Карла Маркса – в Сибирскую, Кирова – в Пермскую.
– В случае смены названия ул. Орджоникидзе на ул. Монастырскую присутствует местный исторический бэкграунд. То же самое и с историей переименования Коммунистической улицы в Петропавловскую: локация привязана к религиозному объекту – собору Петра и Павла. Но и тут встает вопрос: с чем бы мы хотели себя идентифицировать, с каким прошлым? Поэтому просто перенести старые названия в сегодняшний город не получится.
Есть ли ответ на вопрос, с кем бы мы хотели себя идентифицировать?
– Ответа нет, поскольку сложные вопросы, связанные с прошлым, проговариваются лишь отчасти и не на экспертном уровне. И все-таки сложные вопросы требуют таких же ответов. В этом случае зачастую социальная стабильность воспринимается как более важная ценность. Отсюда жесткая позиция по отношению к тем, кто, по мнению властей, эту стабильность может нарушить.
Пермский государственный университет вновь планирует выйти с инициативой переименования улицу Окулова в улицу Мешкова.
– Фигура мецената Николая Мешкова достаточно компромиссная. Его политические взгляды никакой роли не играют, о них вообще в этой ситуации не задумываются. Плюс название играет на бренд города.
В Перми создана общественная комиссия, которая займется переименованием улиц. Пока сформированы два принципа наименования городских объектов – принцип историчности (нужно стараться сохранить исторические наименования улиц и площадей) и недопустимость именования публичных объектов, связанного с людьми или событиями, ассоциирующимися с террористической деятельностью. Не противоречат ли они друг другу?
– Пока мы находимся в условиях непроговоренного прошлого, какими бы принципами ни руководствоваться, проблема решена не будет.
